Жизнь как творчество

Я уже было испугался, что мой блог вскоре окончательно иссякнет, перед этим превратившись во впечатления исключительно о книжках, периодически разбавляемые ностальгией по былому, но нет — вот и новости культуры подоспели 🙂

Филипп Киркоров в программе «Центральное телевидение». НТВ, 04.03.2023

Интересно все-таки устроен мир: кажется, что ты получил от жизни все, чего только можно пожелать — самореализацию, деньги, славу, миллионы поклонников. Но оказывается, внутри ты все еще очень уязвим, все еще не принимаешь себя настолько, что однажды делаешь себе… совершенно новое лицо. Конечно, почти ангельское, но все же не имеющее ничего общего с прежним.

Не претендуя на какую-либо глубину литературного анализа скажу только, что я давно не получал такого безграничного удовольствия от сюжета, атмосферы и стиля!

Поначалу это напоминает «Имя розы» — монастырь, брат Медард — и кажется, что все этим и ограничится (ведь борьба монаха с искушениями — это достойный сюжет, который, к тому же, может длиться практически вечно). Но спустя всего пару-тройку глав начинается такое, от чего захватывает дух, и всякий раз кажется, что вот сейчас-то смиренный брат Медард, наконец, отделается от преследующего его доппельгангера, принимающего все новые и новые формы, но не тут то было 🙂

Спустя несколько сотен страниц реальность переплетается с миром грез намного изощреннее, чем в сериале «Твин Пикс», надежды на сколько-нибудь благополучный финал нет решительно никакой, но странное дело — сквозь все это метафизическое коловращение инь и янь вполне отчетливо проглядывает что-то светлое — хотя, впрочем, возможно, это просто немецкий романтизм 😉

Одним словом, описать все это решительно невозможно. Да и незачем 🙂

Вячеслав Дубынин: тренировка памяти, витамины и БАДы, влияние соцсетей на работу мозга

Нужно обязательно сохранить для истории и отметить, что самый смак начинается в 1:35:10.

Elton John LIVE 4K — Farewell Yellow Brick Road (Dodger Stadium — LAST SHOW IN USA) | 2022

Посмотрел последний концерт Элтона Джона в США в рамках его прощального тура. Невероятное шоу — и снято потрясающе! Настолько потрясающе, что решительно непонятно, как такие шикарные планы можно вместить в обычный двумерный экран 🙂

Много мыслей и ощущений…

Грустно (хотя на фоне нынешней жизни — далеко не так грустно, как все остальное) осознавать, что этот концерт Элтона — прощальный не только для аудитории «Доджер стэдиум», но и для тебя тоже. Перебираешь в памяти три своих концерта и понимаешь, что больше — не будет… Давным давно, когда этот тур только начинался, были некие надежды, что получится увидеть все это воочию, но начиная с ковида все пошло куда-то не туда. Конечно, в осознанном возрасте к таким вещам относишься намного спокойнее, чем в юности, но все равно есть ощущение, что что-то от тебя неотвратимо уходит…

А еще в очередной раз осознаешь, что уходит та самая удивительная эпоха, когда музыка была чем-то очень значимым, что уходят последние музыканты, которые могут вот так собирать стадионы, что это — буквально последние мгновения тех времен, которые очень хорошо понимаешь, хотя и никогда в них не жил.

В свежевышедший сборник Вуди Аллена вошли как рассказы, ранее публиковавшиеся в «Нью-Йоркере», так и совершенно новые истории, написанные специально для этой книги.

И снова поражает воображение то, какие сюжеты могут рождаться в этой уникальной голове! 🙂 К примеру, в одном из рассказов речь идет о двух знакомых, которые… реинкарнировались в лобстеров и оказались в очереди на готовку в бруклинском ресторане, в который зашел (еще совершенно живой) их бывший обидчик… В другом я только к самому концу понял, что повествование ведется от лица не человека, а… парнокопытного существа. Одним словом, чего здесь только нет, и, по счастью, язык здесь попроще, чем в предыдущих книгах.

А завершается этот сборник, как ни странно, не рассказом, а довольно длинной повестью, написанной тонко, прекрасно и образно — и здесь понимаешь, что Вуди — мастер не только краткой формы, но и вполне мог бы писать большую прозу. Главный герой более чем автобиографичен, и уж точно автобиографичен Нью-Йорк, который в этой повести, как и в лучших фильмах Вуди, является полноценным действующим лицом. Не знаю, насколько автобиографична развязка этой повести, но читать Вуди в такой литературной форме — это отдельное наслаждение.

Ну, и в качестве эпилога — небольшая цитата 🙂

— Your play, what is it about?
— Oh, my play. It’s about risk, taking chances. It’s about a Jewish woman forced to make existential choices.
— What’s it called?
— «Thus Spoke Sarah Shuster».

Я уже было отчаялся найти что-то новое в своем излюбленном жанре — абсурдного, и странного, и вместе с тем веселого и оптимистичного кино, как вдруг волею судеб попал на весьма занятный фильм под названием «Невероятно, но правда». Правда, критики утверждали, что этот фильм — не самый яркий в послужном списке, а скорее — даже нечто совсем обыденное, но что-то в нем такое было, и я решил изучить фильмографию месье Уазо подробно.

Оказалось, что, пожалуй, самый яркий фильм из этого списка я уже смотрел несколько лет назад, и это, правда, невозможно забыть, если хотя бы один раз увидел…

Итоги таковы:

Невообразимо прекрасно: «Неверно»

Просто прекрасно: «Реальность»

Более предсказуемо, но все же занимательно в деталях: «На посту»

Более чем авангардно, но под конец скучновато: «Шина»

Поначалу кажется, что абсурдно, но потом превращается в заурядное кино про маньяков: «Оленья кожа»

Чувствуется, что раннее, но вполне можно посмотреть: «Смени лицо»

Не смог досмотреть до конца, хотя идея, кажется, была неплохой: «Неправильные копы», «Жвалы»

***

Ну, и безусловно, у маэстро есть талант, невероятная творческая свобода и способность раздвигать горизонты. И какой-то оптимизм, которого что в жизни, что в кино крайне немного. Так что будем ждать новых работ)

Пара мыслей по поводу нового фильма маэстро.

Во-первых, конечно, это время. Неумолимое время, которое лежит печатью не только на лицах актеров, но уже и на твоем собственном лице. Поначалу эта картинка даже шокирует — впрочем, потом быстро свыкаешься с новой реальностью.

А во-вторых, это горчинка. Та самая, которую я осознал только сейчас, но которая всегда так или иначе несколько отталкивала меня от фильмов маэстро — прямо начиная с «Шестизарядника». Та самая суровая правда жизни, которая уже чересчур и которую в кино я не люблю, потому что ее слишком много в жизни. В «Брюгге» горчинка — это когда герой Брендана Глисона приземляется на асфальт со всеми подробностями, а здесь — ну, пожалуй, и так понятно, в чем…

Ну а в остальном полотно эпохальное, конечно. И местами даже просматриваются проблески света.

Со второй попытки (а вот следы первой) все-таки одолел этот монументальный труд величиной в тысячу страниц.

Поначалу (первые страниц четыреста) было интересно. Встречались и просто разухабистое великолепие…

После долговременных и любопытных опытов я изобрел особый способ подтираться, – отвечал Гаргантюа, – самый, можно сказать, королевский, самый благородный, самый лучший и самый удобный из всех, какие я знаю.
Как-то раз я подтерся бархатной полумаской одной из придворных дам и нашел, что это недурно, – прикосновение мягкой материи к заднепроходному отверстию доставило мне наслаждение неизъяснимое. В другой раз – шапочкой одной из помянутых дам,– ощущение было то же самое. Затем шейным платком. Затем атласными наушниками, но к ним, оказывается, была прицеплена уйма этих поганых золотых шариков, и они мне все седалище ободрали. Боль прошла только после того, как я подтерся шляпой пажа, украшенной перьями на швейцарский манер.

Затем как-то раз я присел под кустик и подтерся мартовской кошкой, попавшейся мне под руку, но она мне расцарапала своими когтями всю промежность.

Подтирался я еще шалфеем, укропом, анисом, майораном, розами, тыквенной ботвой, свекольной ботвой, капустными и виноградными листьями, проскурняком, диванкой, от которой краснеет зад, латуком, листьями шпината.

Затем я подтирался простынями, одеялами, занавесками, подушками, скатертями, дорожками, тряпочками для пыли, салфетками, носовыми платками, пеньюарами. Все это доставляло мне больше удовольствия, нежели получает чесоточный, когда его скребут. Я подтирался сеном, соломой, паклей, волосом, шерстью, бумагой.

Потом я еще подтирался, – продолжал Гаргантюа, – головной повязкой, думкой, туфлей, охотничьей сумкой, корзинкой, но все это была, доложу я вам, прескверная подтирка! Наконец шляпами. Надобно вам знать, что есть шляпы гладкие, есть шерстистые, есть ворсистые, есть шелковистые, есть атласистые. Лучше других шерстистые – кишечные извержения отлично ими отчищаются. Подтирался я еще курицей, петухом, цыпленком, телячьей шкурой, зайцем, голубем, бакланом.

В заключение, однако ж, я должен сказать следующее: лучшая в мире подтирка – это пушистый гусенок, уверяю вас, – только когда вы просовываете его себе между ног, то держите его за голову. Вашему отверстию в это время бывает необыкновенно приятно, во-первых, потому, что пух у гусенка нежный, а во-вторых, потому, что сам гусенок тепленький, и это тепло через задний проход и кишечник без труда проникает в область сердца и мозга. И напрасно вы думаете, будто всем своим блаженством в Елисейских полях герои и полубоги обязаны амброзии и нектару, как тут у нас болтают старухи. По-моему, все дело в том, что они подтираются гусятами…

И отменные стилистические находки…

Как-то раз, не сумею сказать — когда именно, Пантагрюэль после ужина прогуливался со своими приятелями у городских ворот, где берет начало дорога в Париж. Здесь он повстречал весьма миловидного студента, шедшего по этой дороге, и, поздоровавшись с ним, спросил:

— Откуда это ты, братец, в такой час?

Студент же ему на это ответил:

— Из альмаматеринской, достославной и достохвальной академии города, нарицаемого Лютецией.

— Что это значит? — обратился к одному из своих спутников Пантагрюэль.

— То есть из Парижа, — отвечал тот.

— Так ты из Парижа? — спросил студента Пантагрюэль. — Ну, как же вы, господа студенты, проводите время в этом самом Париже?

Студент ему на это ответил так:

— Мы трансфретируем Секвану поутру и ввечеру, деамбулируем по урбаническим перекресткусам, упражняемся во многолатиноречии и, как истинные женолюбусы, тщимся снискать благоволение всесудящего, всеобличьяприемлющего и всеродящего женского пола. Чрез некоторые интервалы мы совершаем визитации лупанариев и в венерном экстазе инкулькируем наши веретры в пенитиссимные рецессы пуденд этих амикабилиссимных меретрикулий, а затем располагаемся в тавернах «Еловая шишка», «Замок», «Магдалина» и «Мул», уплетандо отменные баранусовые лопаткусы, поджарентум кум петруцка. В тех же случаях, когда карманари ностри тощают и пребывают эксгаустными от звонкой монеты, мы расставамусс нашими либрисами и с лучшими нашими орнаментациями и ожидамус посланца из отеческих ларов и пенатов.

Тут Пантагрюэль воскликнул:
— На каком это чертовом языке ты изъясняешься? Ей-богу, ты еретик!

Одним словом, настоящее чудо! Правда, перемежалось все это нудными и многостраничными описаниями военных сражений, имеющими, на мой взгляд, сомнительную ценность…

Примерно в середине эпоса, когда главные герои отправились в путешествие к Оракулу Божественной Бутылки, повествование превратилось в бесконечный «Суер-Выер» (правда, на несколько порядков лучшего качества, но все же не покидало ощущение, что автору платили за объем), и до конца книги я уже откровенно доползал. Дополз. Спойлер: Панург все же женится.

Какова может быть польза от изучения данного трактата? Только одна: теперь я могу с уверенностью сказать, что прочел всю Википедию по состоянию на середину XVI века 🙂

Когда вселенная погрузилась во мрак, где-то на задворках бескрайнего космоса есть еще места, где тепло и приятно.

Парфенов – что происходит с Россией / вДудь

Грустные новости из мира прекрасного… Не стало Анджело Бадаламенти.

Надо сказать, что до самого последнего времени я слабо представлял кто это. Конечно, знал, что он написал музыку к сериалу «Твин Пикс» и исполнил небольшую роль в «Малхолланд Драйв».

Все изменил один короткий ролик.

Angelo Badalamenti explains how he wrote Laura Palmer’s Theme

В этих нескольких минутах всё — и неповторимый Линч, и магия искусства, когда настоящий шедевр рождается прямо на наших глазах. И еще многое, что не выразить словами…

В послесловии своего последнего романа один начинающий, но весьма перспективный писатель указал несколько книг, послуживших ему источником вдохновения. Среди них была и эта.

И что сказать — давно я не читал такой пышной, кружевной прозы — настолько, что почти забыл, что такое вообще бывает…

Главное достоинство этой книги — в том, что с каждой фразой и каждым оборотом она уносит тебя в мир мыслей и тончайшего эстетического и эмоционального восприятия действительности, присущего главному герою. В его картине мира все очень возвышенно и все познается через красоту и эстетику — нежно, робко, осторожными шагами, на расстоянии. И порой этот мир — невероятно далек от тебя, но в какие-то моменты — невероятно близок. А главное — погрузившись в него однажды, вырваться решительно невозможно 🙂

Сквозь эту призму восприятия даже сама история горячей, но сугубо платонической влюбленности главного героя так и не выходит за границы эстетического, объект его влечения при всей его желанности так и остается неприступным и недоступным — и, пожалуй, это закономерный итог. И при всей грусти, которую навевает эта история, она еще и очень красива. Красива мертвой венецианской красотой…

Посмотрел несколько выпусков незабвенной игры «О, счастливчик!», которые появились в сети сравнительно недавно, и пережил целую гамму ощущений…

Во-первых, это свежесть — свежесть того времени, которая, как кажется, сквозит даже в игровой графике, и свежесть тогдашнего восприятия жизни вообще — с безграничными горизонтами, которые открывались и перед тобой лично и, как казалось, перед новой, совсем юной страной.

Во-вторых, случайно увидев комментарии в ютубе о замене Диброва на Галкина, полностью совпавшие с моими тогдашними переживаниями, я лишний раз удивился тому, насколько же самозабвенна была та пора жизни — такие вещи как смена ведущих в любимой игре тогда казались невероятно важными, а какие-то другие вещи в итоге определили и характер, и ценности.

Ну и в-третьих, как всегда в таких случаях, это просто максимально предметная волна ностальгии, когда вспоминаешь те самые субботние утра со всеми их характерными деталями так, словно это было вчера…

Сегодня день рождения у самого Бориса Борисовича!

Ну, и картинка прекрасная 🙂

В последнее время много смотрел и слушал раннюю Земфиру — видимо, это бушует кризис среднего возраста)

А ютуб, конечно, знает, что нужно таким как я — и предложил, пожалуй, самое ностальгическое, что можно было предложить.

Земфира. Сотворение мира 2008. Казань

Странно — оказалось, что несмотря на невероятную значимость этого события для меня тогда (помнится, стоял в фан-зоне часов восемь, чтобы дождаться Земфиру и Патти Смит) самого сета я почти не помню.

Послушал сейчас — и заметил примерно то же, что и в последние полтора десятка лет на концертах Земфиры — хорошо знакомые вещи в странных, нервных аранжировках и невероятно трогательный, лиричный финал)

И снова пришла на ум недавняя мысль: вся прелесть того времени — не только в том, что ты с разницей в несколько месяцев впервые в жизни выезжаешь за пределы родного города и оказываешься во всех ближайших мировых столицах на первых в своей жизни концертах Земфиры, «Аквариума», Пола Маккартни и «Queen», но и в том, что все это происходит, когда тебе двадцать четыре.

Кажется, что посмотрел уже всё, но порой все же встречаются настоящие шедевры!

Late Night ‘Monologue 4/27/04