Я давно забросил книжки, но тут Леонид Парфенов в «Парфеноне» рассказал об одном интереснейшем проекте. Это сайт «Полка», на котором около сотни рекомендуемых к прочтению книг для тех для тех, кто благополучно забыл все, что было в школьной программе, и теперь захотел к этому вернуться. Кроме собственно списка книг приведены подробнейшие комментарии по каждой из них.

Каким-то необъяснимым образом мой выбор пал на Хармса, которого я с детства благополучно забыл, но который в последнее время выплыл из небытия и стал интересен потому, что работал в моем излюбленном направлении — абсурдизме (здравствуй, ранний Вуди Аллен и ранний Конан О’Брайен).

И вот прямо с первых же строк я понял, что попал именно туда, куда собирался)

На дворе стоит старуха и держит в руках стенные часы. Я прохожу мимо старухи, останавливаюсь и спрашиваю ее: «Который час?»

— Посмотрите, — говорит мне старуха.

Я смотрю и вижу, что на часах нет стрелок.

— Тут нет стрелок, — говорю я.

Старуха смотрит на циферблат и говорит мне:

— Сейчас без четверти три.

— Ах так. Большое спасибо, — говорю я и ухожу.

Что было дальше, трудно как-то описать, но можно сказать, что это такой Кафка, но Кафка радостный, обильно сдобренный юмором (как раз то, чего ему по объективным причинам всегда не хватало). Местами то здесь, то там мелькает достоевщинка, но опять же — радостная. Одним словом, удовольствие и восторг.

И между нами происходит следующий разговор.

ОНА: Вы, значит сами ходите за хлебом?

Я: Не только за хлебом; я себе все сам покупаю.

ОНА: А где же вы обедаете?

Я: Обыкновенно я сам варю себе обед. А иногда ем в пивной.

ОНА: Вы любите пиво?

Я: Нет, я больше люблю водку.

ОНА: Я тоже люблю водку.

Я: Вы любите водку? Как это хорошо! Я хотел бы когда-нибудь с вами вместе выпить.

ОНА: И я тоже хотела бы выпить с вами водки.

Я: Простите, можно вас спросить об одной вещи?

ОНА (сильно покраснев): Конечно спрашивайте.

Я: Хорошо, я спрошу вас. Вы верите в Бога?

ОНА (удивленно): В Бога? Да, конечно.

Я: А что вы скажете, если нам сейчас купить водки и пойти ко мне. Я живу тут рядом.

ОНА (задорно): Ну что ж, я согласна!

Я: Тогда идемте.

Что касается смыслов, то здесь их можно найти ничуть не меньше, чем в третьем сезоне «Твин Пикс». Я даже и искать их не старался — настолько был поглощен этой прекрасной формой. А потом оказалось, что даже положение стрелок на часах в разные моменты повести имеет значение… Ну и ну.

Захватывающая история об иракском юноше, который проходит через огонь, воду и медные трубы, чтобы осуществить свою давнюю мечту — вырваться из опустошаемого войной Ирака и добраться до туманного Альбиона.

Помимо увлекательного сюжета книга ценна и тем, что часто размывает границы между «хорошими» и «плохими», «своими» и «чужими» и заставляет взглянуть на привычные вещи с несколько новой стороны.

И в заключение под катом — потрясающий фрагмент! (Здесь нашего героя вместе с другими собратьями по несчастью при попытке пересечения границы задерживает пограничный конвой.) Читать полностью »

Встретив где-то упоминание о том, что «Одноэтажная Америка» написана в стиле Джерома К. Джерома, решил ликвидировать зияющий пробел в классике 🙂

Но к моему удивлению, оказалось, что Джером нравится мне гораздо меньше тех же Ильфа и Петрова. Книжка очень милая, в ней есть несколько великолепных эпизодов, но в целом монотонно и скучно…

Одноименный фильм Познера и Урганта я посмотрел уже давно, и о книге, понятное дело, слышал, но по странным и необъяснимым причинам добрался до нее только сейчас 🙂

Не знаю, каким чудом Ильфа и Петрова, тогда корреспондентов газеты «Правда», отправили в Штаты на целых два месяца, чтобы они пересекли страну с востока на запад и обратно, а написанную ими книгу потом издали в Советском союзе…

Но мы должны быть благодарны случаю (или тем, кто все это устроил), потому что книга вышла просто отменная! Она не только захватывает с первых же строк (можете представить сами: 1936 год, Нью-Йорк — небоскребы, бьющий из-под земли пар, неоновые огни, кабаре, первые кинотеатры…), но и написана прекрасным живым языком и читается на одном дыхании!

Здесь есть что-то от Джерома К. Джерома, здесь более чем достаточно юмора (и вообще чувствуется огромный талантище творческого тандема, хотя литература не то чтобы совсем художественная), а главное — здесь есть абсолютно беспристрастная и достоверная (и начисто лишенная всякого идеологического налета, если не считать пары глав) картина тогдашней Америки, которая, насколько я могу судить, мало чем отличается от Америки нынешней 🙂 А потому — необычайно интересно!

Ах, какое же это удовольствие, когда после многотомных опусов Мураками ни о чем вдруг попадается коротенькая, но такая вкусная и такая настоящая книга!!!

Действие происходит в семидесятых годах прошлого века в китайской деревне, в которую на «перевоспитание» сосланы двое друзей, только закончивших школу. «Перевоспитание» (кстати, без шансов на возвращение обратно в город) заключается в том, что тотальное необразованное «коммунистическое» крестьянство должно повыбивать все «буржуазное» из городских ребят, чтобы неповадно было. А называется все это (зацените уморительный каламбур) — культурная революция.

У меня с историей все совсем плохо, а потому когда углубился в тему, я сильно удивился. Во-первых, от упомянутого каламбура. А во-вторых, оттого, что все это мракобесие (в китайском варианте включавшее, например, запрет на распространение любых книг кроме красного цитатника Мао) было совсем недавно. А в Советском союзе культурная революция, в частности, включала отправку философов куда подальше на пароходе, пропаганду атеизма и широкое внедрение марксизма-ленинизма в массовое сознание. Ну, и разное другое на десерт.

Но вернемся к книге. Она — великолепна. Тем, что на фоне почти кафкианского сюра китайской деревни в эпоху культурной революции жизнь в ее самых прекрасных проявлениях, оказывается, не только не заканчивается, но даже вполне себе бурлит ) Юность, радость познания и нескончаемый оптимизм. И написано, повторюсь, просто блестяще. Так, что хочется читать не спеша, чтобы вдохнуть поглубже все эти образы и сполна насладиться каждой строчкой.

Если вы никогда не слышали это имя, поясню, что Слава Сэ — это такой современный писатель, из-под пера которого выходят короткие, легкие и насквозь пропитанные юмором и позитивом тексты. Будучи психологом по образованию, он жил вполне обычной жизнью (например, уходил в бизнес, занимался маркетингом и входил в состав разнообразных советов директоров), пока не решил стать сантехником, чтобы проводить больше времени с семьей.

Возможно, именно этим был вызван творческий порыв, повинуясь которому Слава начал писать коротенькие тексты в свой ЖЖ (именно из них и получилась эта книга). Впрочем, что разводить огород — лучше взгляните, как эти гениальные тексты выглядят [Ляля далее в тексте — это дочь Славы].

***

У Ляли в попе дырка. Это ужас. В молодости её не было. Но вчера Ляля выросла и пошла мыть попу, сама. И нашла в себе ужасную новость.

И сразу наступило проливное горе. Слёзы по сто каратов прожигали ковёр, а на кафеле высыхали солёными розами.

В прежние годы, когда детство было не таким жестоким, а голуби вырастали с собаку, попой занимались специальные люди, из числа обученной родни. Мыли чисто, но молча. А вчера Ляля проверила чивой там и мир стал сер.

Раньше-то хорошо жилось с весёлой, а главное, целой попой. Форма, цвет, аромат, звучание – всё было безупречно. Персики считали этот зад лучшим среди себя и старались подражать во всём. И вдруг, в самом центре датского королевства находится дырка, тревожная, как свист в ночи. Сразу сделалось неспокойно, а вдруг кто туда залезет? Или ещё хуже, выползет?

В романах про женщин пишут так: «Вся в слезах, с разметавшимися волосами, она кинулась к отцу». В литературе принято скакать к отцу всякий раз, лишь заметив у мужа лишних детей от трёх тайных браков, или если негодяй-сосед-плантатор ворвался ночью, повалил и таки да, сделал в попе дырку.

Конечно, в романах перегиб. Ляля бежала не вся в слезах, а только по пояс.

Теперь про Лялиного отца. Это немногословный мужчина с романтическим шрамом на мозге. Всем известны его бескорыстная лень и дурная фантазия, превосходящая возможности бога. Например, только он умеет сфотографировать человека так, чтоб вышел чёрный квадрат, знаменитая картина. А когда готовит свинину с овощами, сам решает, класть туда фасоль или нет. И потом – выбросить всё вместе с кастрюлей, или сначала выковырять мясо. Потому что интуиция и сила духа в нём. Именно он заклеил мячик изолентой, разбил им люстру, подмёл и спрятал осколки в диван. Только такой отец сумеет помочь, если попа прохудилась.

Ляля аккуратно залила родителя по пояс, чтобы потом можно было написать: «Отец и дочь, все в слезах». И потребовала оценить ущерб визуально, повернувшись к миру передом, к отцу задом – посмотри какая там, ужас.

Что дырка маленькая, и даже симпатичная, не стало аргументом. Покой и воля не наступили.

Но совершенно внезапно, на 354-й странице отец признаётся, что дыркозадость – это у них семейное. И он сам, и мать их Люся, и лохматая сестра Машка – все они не герметичны. Более того, пуканье – это не абстрактный голос из дивана.

При всей своей непостижимости, внезапный скетч из жизни ягодиц Лялю позабавил. Когнитивный диссонанс перестал быть таким уж диссонансным. Конечно жаль, что мы оказались не семья принцесс, зато есть тема для беседы со Светкой и Юлькой, подругами по младшей группе детсада. Вот они удивятся.

***

И если вы дочитали досюда, то вот еще бесподобное.

Моя кузина Ира работала на Кипре официанткой. Вернулась, поскольку в неё влюбился хозяин ресторана, утончённый богач Антонио, а это (читайте внимательно!) не входило в её планы. То есть, он моложе её, холост с самого рождения и образован. С точки зрения женской гордости выйти за такое невозможно, ведь что подумают люди. Хотя я знаю тут пару мужчин, они бы такой шанс не упустили.

Ирина бросает Кипр. Возвращается домой. Дома на второе сосиски, купаться в море мешают льдины, а трамвайных контроллёров боятся даже вурдалаки и бегемоты. Такое женское решение называется в народе «хозяйка своей судьбы».

Антонио прислал письмо с предложением всего, что смог наскрести – рука, сердце, ресторан. И по мелочи – тёплое море, безвизовый въезд на многие курорты.

«Ни за что не соглашусь, ведь я же я не дура!» – подумала про себя Ирина, чем навсегда убила любые наши допущения о женской логике.

Антонио прислал ещё письмо, там было больше страниц и в трёх местах зияли дырки от слёз, обугленные по краям. Она опять не ответила, потому что ходить замуж без любви ей не велела великая русская литература. За одно это, я считаю, Тургенева стоило бы защекотать до творческого паралича.

Тогда Антонио сам приехал. Загорелый, синеглазый, с волосатыми ногами. Подарил тёще цветы, назвал мамой. Хитрый чёрт, я считаю.

Ира сказала:

– Послушай, Антонио, ты милый, но выйти за тебя я никак не могу. На вот тебе борща. Поешь и езжай назад.

И дала ему ложку. Послушайте, девочки, я много повидал, если богатый киприот просит у вас жениться, не пытайтесь его отвлечь борщём. Это раздражает. Антонио встал из-за стола и сделал такое, за что можно навек простить мужчинам их патологически волосатые ноги. Он швырнул ложку в окно (попал!) и заплакал. И сказал что не есть приехал, а за невестой. И медленно так, рыдая, побрёл к выходу. А у гордых женщин нашего рода совершенно нет иммунитета против рыдающих богачей. Их глупое женское сердце, вопреки себе, всё ревущее жалеет. «Да пошло оно всё в жопу, выйду замуж по расчёту», решила про себя Ирина. И я опять не понимаю, как относиться к женской логике. Дальше в сюжете следуют сопли с сахаром, я этого терпеть не могу. Это был единственный случай, когда абстрактный мужчина переубедил женщину нашего рода. И, наверное, последний. У меня теперь есть родня на Кипре. Моя тётка ездила, говорит Ирка сама руководит рестораном, учится бросать в окно ложки, но ещё ни разу не попала. В народе это состояние называется «счастливая дура».

***

Поначалу я пребывал в полном восторге, я сразу же захотел прочитать все собрание сочинений Славы Сэ, тем более в нем всего четыре книжки. Однако после первой сотни страниц (видимо, с увеличением доли сантехнических будней) начало немного приедаться. Но я все же дочитал до конца и как минимум еще одну книжку попробую осилить)

Первую половину этой по счастью тоненькой книжки я плевался от досады: ведь знал же по прошлому опыту, что Мураками — это такая беллетристика с обманкой внутри, когда вроде бы что-то завязывается, но так ничего и не происходит (только секс-секс-секс между всеми персонажами поочередно, независимо от пола и в разных сочетаниях), и лишь умело расставленные сюжетные повороты с двойной луной, «Симфониеттой» Яначека, якудзой и перестрелками искусно затягивают читателя в сети.

Но вторую половину проглотил залпом (хотя ничего так и не произошло, и даже секса практически не было).

И странное дело — мне теперь хочется почитать еще Мураками 🙂

P.S. Вообще, это странная амбивалентность — когда одновременно понимаешь, что ни о чем и написано местами ужасно (и между строк периодически появляется то, что обычно рисуют на заборах), но читаешь почему-то 🙂

Под катом — самый тонкий и пронзительный (18+) фрагмент этой книги, из которого ясно, что Харуки иногда не брезгует Википедией 🙂 Читать полностью »

Презабавнейшая книжка с рассказом о жизни (а точнее, о выживании) в Японии из уст московского программиста, который прожил там несколько лет.

Помимо легкости слога и обилия юмора ее несомненное достоинство, пожалуй, в глубине погружения: если до ее прочтения японцы казались мне скорее забавными, немного странными и немного экзотическими, то после — их стало даже как-то жаль (оттого, что очень уж жестоко влияет на них менталитет (хотя почему только на них? :))).

Под катом — небольшой фрагмент на пробу ) Читать полностью »

Очередной опус Мураками до боли напомнил поддельный борщ, который я съел в кафешке несколько дней назад. Цвет — изумительный свекольный градиент со всеми оттенками пурпурного и багряного! Капустка, зелень… Ммм… (Мяса, понятное дело, нет, но кто в наши суровые времена всерьез рассчитывает встретить в борще мясо?) И вот занес я уже ложку, окунул ее в тарелку и приготовился вознаградить свои вкусовые рецепторы (а уже выделившиеся молекулы допамина радостно выстроились в очередь у синаптических щелей)… Но… что это?.. Безвкусная подкрашенная водичка

Так и здесь — вроде что-то разворачивается, таинственные коловращения параллельных миров не дают отвлечься ни на секунду (а главное, как писал Чехов, если на десятой странице потерялся кот, то уж на пятисотой он точно найдется, и из симпатии к коту приходится читать дальше и дальше), но со временем все тускнеет, сюжет полностью теряет логику и запутывается так, что даже Малдер и Скалли озадачились бы, и все происходящее начинает напоминать Дэна Брауна в его не самых лучших проявлениях.

Увы…

Есть у меня один секретный канал поступления книжек, по которому порой приходит такое, что сам я читать никогда бы не стал. Но здесь книжка попала в руки, да еще и в бумажном виде, а потому обратного пути не было.

***

Глядя на имя Рубен Давид Гонсалес Гальего, вы вряд ли сможете предположить, что это русский писатель, который пишет на русском языке. Рубен, к тому же и внук генерального секретаря Коммунистической партии Испании, родился в 1968 году в Москве с диагнозом ДЦП. Возможно, потому, что у генсека никак не мог появиться парализованный с рождения внук-инвалид, матери Рубена сообщили, что он умер, а его детство прошло в советских детских домах и домах престарелых.

Книга состоит из коротких рассказов, в которых Рубен описывает свое детство. Картина, сами понимаете, безрадостная, но весь этот насквозь больной мир (как и в «Похороните меня за плинтусом») мы видим глазами ребенка, а потому краски выходят светлыми и оптимистичными и как никогда трогательными.

***

В заключение приведу два рассказа. Первый открывает книгу, а второй мне отчего-то запомнился больше остальных.

Герой

Я – герой. Быть героем легко. Если у тебя нет рук или ног – ты герой или покойник. Если у тебя нет родителей – надейся на свои руки и ноги. И будь героем. Если у тебя нет ни рук, ни ног, а ты к тому же ухитрился появиться на свет сиротой, – все. Ты обречен быть героем до конца своих дней. Или сдохнуть. Я герой. У меня просто нет другого выхода.

Волга

Волга. Великая русская река. Есть еще машина такая, тоже называется «Волга». Машины бывают разные. Когда я был маленьким, я думал, что на свете бывают только «Волги», «Москвичи» и «Запорожцы». В книжках писали и про другие машины, но я других машин никогда не видел.

Каждый год в мае в детдоме устраивали выпускной вечер. На выпускной вечер приглашали выпускников предыдущих лет. Многие приезжали на машинах. Учителя встречали всех, всем радовались. Радовались даже тем, кто приезжал на «инвалидках» — мотоколясках с мопедным двигателем. Особенно радовались тем, кто приезжал на «Волгах». «Волга» — дорогая машина. Если бывший ученик покупал «Волгу», он становился особенным учеником. На торжественном собрании его приглашали в президиум, ему поручали читать напутственную речь выпускникам.

Мы иногда разговаривали про машины. Дети спорили, у чьего папы машина была круче. Машины были не у всех родителей. Далеко не у всех. У некоторых дома были мотоциклы. Мотоциклы в спорах не считались. Считались именно свои машины. Своими были также машины дедушек или старших братьев. У одного мальчика не было папы, но у его мамы была машина. Он очень гордился своей мамой и своей машиной. Если родители жили недалеко от детдома и приезжали в детдом на своей машине, — доказывать ничего не приходилось. Тем же, кто жил далеко, было сложнее. Можно, конечно, показывать фотографию всей семьи на фоне машины. Но кто же сразу поверит фотографии? Если папа упоминал в письме машину, — тогда другое дело. Если родители пишут, что у машины пробито колесо, — значит, есть машина. Родители врать не станут. Зачем им врать?

Я не знал тогда, была ли у моего папы машина. Не знаю и сейчас. Встретимся — спрошу. Я не знал тогда, что у меня самый лучший на свете дедушка. Самый-самый. Что мой дедушка — генеральный секретарь коммунистической партии. Я не знал, что он боролся за свободу испанского народа, что долгое время жил на нелегальном положении. Я не знал, что он дружил с Пикассо. Я не знал, что по России его возят на черной «Волге».

Если бы он приехал ко мне хоть один раз. Он бы приехал на «Волге» в наш маленький городок. Все бы увидели, какая у моего дедушки машина. Может быть, Пикассо передал бы мне через дедушку картину, маленькую картину. Большую, наверное, он пожалел бы дарить. Но маленькую? Эту картину повесили бы в клубе, рядом с другими картинами под портретами членов Политбюро. Там уже висели картины, которые нарисовал папа одного мальчика. У этого мальчика папа был художником-оформителем на заводе, он очень гордился своим папой и своей картиной в клубе. Нет, картину Пикассо пришлось бы вешать в учительской или в кабинете директора. Пикассо — круче, чем художник-оформитель.

Он приехал бы вместе с секретарем Областного комитета Коммунистической Партии Советского Союза. Нас собрали бы в клубе. Директор бы выступил с приветственной речью, и предоставил бы слово моему дедушке. Все бы узнали, что мой дедушка — самый лучший на свете советский разведчик, как Рихард Зорге или Штирлиц. Это ничего, что Штирлиц был только в кино. Нам рассказывали, что настоящий Штирлиц до сих пор жив и выполняет секретную миссию.

Все бы увидели, какой у меня дедушка. Генеральный секретарь коммунистической партии, — главнее, чем учителя, главнее директора детдома. Он вышел бы на трибуну читать доклад о международном положении, и все сразу бы поняли, что он самый главный там, у себя, в Испании. Такой главный, что главнее некуда. Главнее не бывает. Почти такой же, как Леонид Ильич Брежнев.

Он увидел бы мой дневник с пятерками, мою фотографию на школьной доске почета. Он сразу полюбил бы меня, своего внука. Он ведь был добрый, мой дедушка. Самый добрый дедушка на свете, как дедушка Ленин, как Леонид Ильич Брежнев. Мы все знали, что Леонид Ильич Брежнев очень любит детей и каждый день заботится о том, чтобы у каждого советского школьника было счастливое детство.

Но, может быть, у него не было времени приехать. Может быть, за ним следили американские шпионы. Может быть, он был вынужден соблюдать конспирацию. Он мог бы написать мне письмо, или даже послать посылку. Я получил бы посылку, огромную посылку с чорисо. Я не стал бы есть посылку один. Я бы всем дал по кусочку испанской колбасы. И учителям, и нянечкам. И даже собаке нашей трехногой дал бы кусочек. Все ели бы мою колбасу, удивлялись бы. Все бы говорили друг другу: «Какая странная в Испании колбаса, правда?» И собака бы тоже удивлялась. Но собака ничего бы не говорила. Собаки не разговаривают.

Может быть, у него не было денег на колбасу. Может быть, он как дедушка Ленин скрывался в шалаше. И как дедушка Ленин он ничего не ел, только пил морковный чай, а когда рабочие и крестьяне передавали для него продукты, он не ел их сам, а все до последней крошки отдавал детям в детские дома? Он мог позвонить. Он мог позвонить директору нашего детского дома по секретному телефону. Директор нашего детского дома был коммунистом, а коммунисты всегда помогали друг другу. Меня вызвали бы в кабинет директора и рассказали бы под большим секретом про моего самого лучшего в мире дедушку. Я бы все понял. Я был умным мальчиком. Все, что мне было нужно, — знать, что он где-то есть, знать, что он выполняет секретное задание и не может приехать. Я бы верил, что он любит меня и приедет когда-нибудь. Я любил бы его и без колбасы.

А может быть, он не боялся быть рассекреченным. Может быть, он понял бы, что американские шпионы редко заглядывают в наш маленький провинциальный городок, и мне бы разрешили рассказывать всем про моего секретного дедушку? Совсем немного рассказывать. Моя жизнь пошла бы совсем по-другому. Меня перестали бы называть черножопым, нянечки не кричали бы на меня. Когда учителя хвалили меня за хорошие отметки, им было бы ясно, что я не просто самый лучший ученик в школе, я самый лучший, как мой героический дедушка. Я был бы уверен, что после окончания школы меня не отвезут умирать. Ко мне приедет дедушка и заберет меня. Все изменилось бы для меня. Я перестал бы быть сиротой. Если у человека есть родственники, он не сирота, он нормальный человек, как все.

***

Игнасио не приехал.

***

Игнасио не написал.

***

Игнасио не позвонил.

***

Я не понимал его. Я не понимаю его. Никогда не пойму.

Закончил многотомный magnum opus Мураками, на который его вдохновил, видимо, сам Ф. М. Достоевский.

В 2008 году в интервью информационному агентству Киодо Мураками сообщил, что работает над новым очень крупным романом. «Каждый день сейчас я сижу за столом по пять-шесть часов, — сказал Мураками. — Я работаю над новым романом уже год и два месяца». Писатель уверяет, что его вдохновляет Достоевский. «Он стал продуктивнее с годами и написал „Братьев Карамазовых“, когда уже постарел. Мне бы хотелось сделать то же самое».

При напрашивающихся параллелях с «Кафкой на пляже» «1Q84» — все-таки нечто совершенно другое.

Написано безумно интересно, и временами (хотя и нечасто) даже похоже на большую литературу. Один большой недостаток — здесь нет ни капли юмора, и все очень серьезно (религиозные секты, мифология, LittlePeople, воздушный кокон, мазы и доты, жизнь, слезы и любовь).

Но прочесть определенно стоит — хотя бы потому, что безумно интересно и не оторваться 🙂

Позднее творчество Мураками заметно лучше раннего, и все же от этой книги еще больше чем от предыдущих отдает Джармушем: вроде стильно, вроде атмосферно, вроде даже что-то завязывается, но в итоге — не происходит ровным счетом ничего…

Невероятно, но в книжном магазине вдруг нашлась книжка Вуди Аллена, которую я еще не читал))

(Тем более невероятно, что библиография у Вуди очень скромная: три небольших сборника рассказов из семидесятых и один современный сборник из нулевых, который еще даже не перевели на русский, а по-английски читать его попросту невозможно).

Поэтому я очень удивился, когда увидел что-то совсем неизведанное)

А открыв книжку и увидев, что в ней исключительно пьесы, отнесся было скептически….

Но книга оказалась на удивление хороша. В ней — все тот же, не меняющийся с годами, стопроцентный, милый и приятный, острый на язык рефлексирующий писатель из Нью-Йорка, равномерно разлитый по всем персонажам каждой из пьес )

Кажется, это ему принадлежат слова, под которыми я готов подписаться: «Жизнь может быть прекрасной или совершенно прекрасной» )

И как квинтэссенция этой мысли — соло на кларнете.

Woody Allen: Clarinet Solo

На волне приятных ощущений, оставшихся от «Кафки на пляже» (которых точно хватит еще на пару книг), я продолжил знакомство с творчеством Мураками.

Но его очередная книга понравилась мне еще меньше чем предыдущая, хотя, казалось, книжка, названная по битловской песне, не может быть совсем уж плохой. За почти четыреста страниц здесь ровным счетом ничего не происходит (чем-то похоже на Джармуша), впрочем, временами я зачитывался и однажды прочитал даже сотню страниц подряд. Но в целом — все равно ни о чем.

Очередная книга Харуки Мураками оказалась весьма занимательной, хотя и не такой во всех отношениях чудесной как «Кафка на пляже».

И все же, что-то есть в этом Мураками, попробую почитать еще)